Зоологические экскурсии по Байкалу Изба-читальня

КРОШЕЧНАЯ ЛЕТУЧАЯ МЫШКА

Мы только что закончили обильный ужин, на который были поданы медвежьи котлеты с черемшой, и каждый приступил к своим обычным делам. Велижанин доставал из морилок первых пойманных стрекоз и бережно раскладывал их на матрасики, Хоттабыч очищал череп недавно добытого медведя, дежурный мыл в Байкале посуду, а остальные разбрелись кто куда и делали кто что хотел.

На Байкале уже второй день было солнечно и тепло. Озеро спокойно дремало после ветров, туманов и холодов. Оно было гладким и лоснящимся, как туго натянутый синий шелк. Лишь изредка выплескивалась на берег горсточка прозрачной влаги - раз, два - и снова наступала полная тишина.

В шесть часов вечера проверили термометры: температура в тени - двадцать градусов, а днем, несомненно, было еще теплее. Весь день вокруг нашего лагеря летало множество бабочек. Чаще других появлялись голубянки с блестящими и переливающимися ярко-голубыми крыльями. Они садились на влажную землю, сбивались в плотные кучки и, вспугнутые, порхающим облачком поднимались вверх, а затем снова падали, как голубые снежинки.
Небольшое болотце по соседству с моей палаткой - место, особенно привлекавшее бабочек. На влажный мох-сфагнум рядом с голубянками присаживались темно-коричневые бархатницы, какие-то небольшие юркие бабочки с острыми крыльями и крупные желтые лимонницы. Крылья бархатниц были украшены глазками - внутри желтовато-оранжевых ободков заключались ярко-черные кружочки с двумя белыми точками. Быстро пролетали над болотцем белые боярышницы с четкими черно-коричневыми жилками на крыльях, коричневые с белым - ленточницы и замечательные двухцветные зорьки с большими красными полями на передних крыльях. В эти теплые дни начала июля появились изумрудные, коричневые и темно-синие стрекозы-стрелки, среди которых преобладал типично восточносибирский вид - стрелка Трибома.

Я лежал на гальке у самой воды и спешил занести в дневник впечатления прошедшего дня. Комары в береговой тайге начали появляться совсем недавно, их было еще очень мало, и они не причиняли большого беспокойства.
И тут мое внимание привлекло странное существо, пролетающее над водой невдалеке от берега. Я пристальнее всмотрелся в незнакомую мне "зверюшку" и убедился, что вижу необыкновенно маленькую летучую мышь. Она была так необычно мала, так непохожа на всех летучих мышей, с которыми приходилось встречаться раньше, что я сперва совершенно растерялся, а затем, опомнившись, с необычайным проворством вскочил на ноги и бросился в погоню,

Я мчался по берегу, стараясь не отстать от мышки, не потерять ее из виду, и громко кричал, прося Хоттабыча скорее принести сачок. Мышка быстро обогнала меня и исчезла из поля зрения, но я, не успев еще почувствовать горечь потери, увидел еще одну, немного более крупную, но все же невероятно маленькую летучую мышь,
Весь отряд давно уже был на берегу, все очень волновались и поэтому долго не могли ее поймать. Мы были совершенно уверены, что видим новый, еще неизвестный науке вид летучих мышей и что это открытие произведет сенсацию. Наконец, Хоттабычу удалось набросить на мышку сетку. Когда он доставал ее из сачка, она громко и недовольно пищала. С большими предосторожностями он извлек, наконец, свою добычу.
- Да это совсем и не мышка,- вдруг разочарованно сказал Велижанин. Теперь мы и сами видели, что в руках у Хоттабыча бьется крупная серая бабочка.

Мне стало не по себе и было неловко смотреть в глаза друзьям и коллегам. И только потом, когда мы внимательно рассмотрели этих бабочек и увидели, что их полет действительно напоминает полет летучих мышей, наша ошибка стала более понятной. Когда же в "Натуралисте на Амазонке" мы прочитали несколько любопытных строчек, мы убедились, что подобные ошибки могут случаться не так уж и редко.

"Несколько раз по ошибке я убивал из ружья колибриевого бражника вместо птицы, - читали мы признания выдающегося натуралиста Генри Бейтса. - Эта ночная бабочка чуть меньше обыкновенного колибри, но она летает и останавливается в воздухе перед цветком точь-в-точь так же, как птица колибри. Лишь по прошествии многих дней я научился отличать летящих бабочек от птичек".

Мы поймали еще несколько бабочек, но вскоре их лет внезапно прекратился, и мы, очутившись в густых сумерках, разошлись по палаткам, оставив более близкое знакомство с ними на следующий день. Утром мы с интересом взирали на этих "маленьких летучих мышей". Перед нами в лучах восходящего солнца лежали экземпляры осинового бражника. Они принадлежали к семейству бражников, или сфинксов, к роду зубцекрылов, и были близкими родственниками широко известной в Европейской России крупной ночной бабочки "мертвая голова".
Наши экземпляры бражников имели по две пары острых крыльев десяти сантиметров в размахе. Их бархатистые крылья, с серыми расплывчатыми перевязями и пятнами на концах, были пронизаны тонкими золотыми жилками, а массивные головы украшены желтоватыми гребенчатыми усами и двумя золотистыми продольными полосками. Бабочки были покрыты нежными синими волосками - совсем как маленькие птички, одетые легким пушком.
Бражники известны как блестящие летуны. Они летают со "скоростью пули" и великолепно овладели наиболее трудным видом парящего полета. Бражники не садятся на цветы. Высасывая нектар своими длинными хоботками, они повисают над ними в воздухе, быстро трепеща крыльями.

Вечером мы снова наблюдали за летом бражников. Бабочки появлялись в тот момент, когда все вокруг начинало медленно погружаться в сон и наступало задумчивое безмолвие сумерек. И тогда в волнистом зеркале озера, на фоне догорающей зари, мелькал силуэт крупной бабочки. Она летела невдалеке от берега, примерно в метре над поверхностью воды. Ее полет напоминал классический челнок сеттера. Бабочка то заворачивала в сторону озера, не отлетая далеко от берега, то возвращалась назад. Время от времени она припадала к воде, замирала на доли секунды и снова взмывала в воздух. Долетев до мыса, она заворачивала и летела в противоположную сторону, а затем снова принимала первоначальное направление.

Не могу удержаться, чтобы не привести несколько цифр. Эти наблюдения представляют несомненный интерес, так как вряд ли кто-нибудь, кроме нас, видел на Байкале эту своеобразнейшую "тягу" бражников.
Бабочки появлялись около десяти часов вечера, а через десять минут начинался их массовый лет. Последнюю бабочку мы увидели в двенадцатом часу ночи. За десять минут до этого из-за горизонта выплыл яркий диск луны. Поблекли мягкие краски зари, и нужно было очень низко нагнуться, чтобы увидеть бабочку на фоне посеревшего озера. Лет бражников продолжался сорок-пятьдесят минут, но их массовая "тяга" длилась не более получаса. Бражники перестали появляться 22 июля, они разнообразили нашу экспедиционную жизнь в продолжение двадцати дней. За один вечер мы иногда видели до шестидесяти бабочек. Их массовый лет совпал с зацветанием дикого лука и лилии-саранки, с наступлением теплых дней.

Как-то возвращаясь к лагерю, мы увидели в озере множество гибнущих бабочек. От них по воде расходились темные круги и тянулись длинные пенистые дорожки. Бабочки отчаянно, до изнеможения били по воде крыльями.
Мы собрали около двадцати бабочек, размером почти не отличимых от осиновых бражников. Но они были совершенно не похожи на бражников формой крыльев. Как выяснилось в дальнейшем, они оказались лиственничной расой сибирского шелкопряда.

Вечером мы смогли наблюдать за его лётом. Бабочки шелкопряда появлялись раньше бражников, задолго до начала сумерек. В отличие от бражников, они не придерживались узкой полоски воды вдоль береговой линии, а летали в самых разных направлениях - над лесом и над водой, уносясь далеко в сторону озера.
Бабочки сибирского шелкопряда летали значительно быстрее бражников. Они проносились над нами с такой скоростью, что в воздухе нам не удалось поймать ни одной. Бражников же мы догоняли легко, преследуя по берегу озера.

Интересно было наблюдать, как бабочка шелкопряда стремительно вылетала из лиственничного леса и мчалась в сторону Байкала, как, не замедляя полета, она со всего размаху ударялась о воду, отскакивала от нее, как плоский камень, и снова поднималась ввоз-дух, мгновенно набирая прежнюю скорость.
По утрам мы находили в воде много мертвого шелкопряда, но нам ни разу не удалось обнаружить погибшего бражника.

Причина гибели шелкопряда осталась для нас неясной. По-видимому, бабочки не замечают поверхности воды, когда в ней, как в зеркале, очень ярко отражается небо, и врезаются в нее. Вначале они легко поднимаются с воды и как ни в чем не бывало продолжают полет. Но, ударяясь о воду снова и снова, они расшибаются, все дольше остаются в воде и, наконец, намокают, замерзают и уже не могут подняться в воздух.
В начале августа мы видели бабочку шелкопряда на высоте две тысячи метров над уровнем океана. Она перелетала через гольцы Байкальского хребта. Седьмого августа закончился лет шелкопряда на берегу Байкала. Но немного раньше нам сообщили, что бабочек шелкопряда выбрасывает прибой на противоположном берегу озера, в Баргузинском заповеднике.

Следующий год - не лётный для сибирского шелкопряда, и мы за все лето не увидели ни одной его бабочки. Загадочным и чарующим лётом осинового бражника мы любовались еще только однажды в губе Малая Коса. По склонам гор, вплотную подступившим здесь к Байкалу, когда-то выгорели большие массивы тайги, и теперь на гарях поднялся густой молодой осинник, листьями которого и питались гусеницы бражников.
Нам очень хочется когда-нибудь еще раз побывать в этих местах, более внимательно понаблюдать за лётом бражников и выяснить ряд вопросов, так и оставшихся неясными.

Мы не смогли понять, почему лет бражников проходит только над узкой полоской воды у берега озера? Почему осиновые бражники никогда не гибнут в Байкале, в то время как шелкопряд погибает в большом количестве? Только ли потому припадают бражники к воде, что в ней отражается небо? Нет ли чего-нибудь общего между вечерним лётом бражников и весенней тягой вальдшнепов? Мы верим, что еще вернемся сюда, чтобы подумать об этом, наблюдая за силуэтами крупных бабочек, мелькающих на светлом фоне отраженной озером зари.